Возвращенье ВанессыТема жемчуга Собственно Со-Творенье Автор ДомойВсе тексты (Лабиринт) Мифология Фавна Сказки
|
|
… И ошеломительное, пронзительно-прозрачное великолепие ещё чуть зелёных, пожухлых, и – жёлтых, осенних листьев на первом снегу. И нищенские, блаженные, дали, по-новому открывающие привыкшему было взгляду глубину пространства, и роскошные, небесные контрасты графически чётких ветвей, низкого солнца, сосен, снов. И всё это - засыпанное, припорошённое первым снежком, белым, всепрощающим, сулящим…что? Бог весть, но эта холодная, чистая новизна, обещающая сумерки и новогодье – ах… И сказошное утреннее, ещё день-рожденное солнце, в старинных, а потому словно чуть запылённых зеркалах, и длинный, сине-прохладный день, медленно и плавно, через неторопливое кофепитье и прогулку, да попавшийся под руку «Дар»[1] переходящий в нежнейшие сумерки… Услышать, отразиться, остаться – пусть чуть заметною тенью – в этой природе, в этих зеркалах. А потом – любоваться сказочными сумерками.
А меж тем лес за окном темнеет, превращаясь в собственную картинку на фоне ещё не ночных, молочно-серых небес, на которых кой-где белеют, розовеют, голубеют размывы облаков. Ели и сосны тоже вечереют, теряя краски, и огонь в камине занимает всё больше места в комнате, до того наполненной ещё дневным светом. Тёмные, бурые, жёлтые, присыпанные снегом листья, следы на снегу, и вечер, и нежности – когда-нибудь всё это мы станем вспоминать со щемящей тоскою неворотимости случившегося, но сейчас, сейчас… Сейчас – трёхцветная киска перебирается под бок, в тепло, и… – вернётся ли ночной сказошный сюжет – про италианского мотылька? Сочинитель[2] задумался, и… …Там, где несёт свои воды сладостный Арно, где небеса лазурны, в краю олив и олеандров – в сказочной стране, в которой никогда не был Мотылёк, жил, как и полагается[3], жестокий и властный король. И конечно, конечно, была у него дочка-принцесса, воспитанная в изысканной строгости. Лучшие учителя королевства учили её, была она некапризна, умна, упряма, и – надо ли говорить? – несчастна, потому что принцессы и вообще редко бывают счастливы, разве что самые глупенькие или счастливые из них… И, разумеется, дело не обошлось без доброй Феи, подарившей, по просьбе Королевы[4], принцессе при рождении – Дар. Странный это был дар, ежели подумать, но Фея почему-то упрямо утверждала (до тех пор, пока не повздорила с придворным волшебником, и не переехала в через-соседнее королевство), что Дар этот принесёт принцессе счастье. И так она была Фея, спорить с нею никто как-то не решался (кроме уже упомянутого волшебника, который, впрочем, в этом вопросе был с нею согласен). Но… Но случилось это всё – давным-давно, а нынче смеющееся итальянское солнце играло тенями статуй в королевском саду, даря им виноградные гроздья, или пятилистники хмеля, или слегка раззолачивая блёстки на принцессиных туфельках[5]. Чем же была занята она? Признаемся: принцесса составляла некие условия, ибо для того, чтобы «соблюсти королевское достоинство»[6] , ей надобно было (по традиции королевства) раз в год объявлять соревнованье для лучших живописцев, чтецов, поэтов, музыкантов или певцов. Причём победителя в соревнованьи выбирало не только королевское семейство (хотя хотел бы я поглядеть, кто осмелился бы спорить с Его Величеством – даже придворный волшебник, и тот не решался), но и – представители всех других видов искусств и ремёсел. Зато победитель удостаивался почестей необыкновенных, да права получить из принцессиных рук и хранить целый год – до следующего соревнования – драгоценный камень, гордость королевской сокровищницы, унаследованный ещё предками его Величества много веков назад у самого Арросора. Камень этот получил название «пляшущий мотылёк» - за единственную в своём роде ослепительно-солнешную игру оттенков, граней, и теневых отражений, в которых в полдень можно было увидать невесомого, эфемерного, но – дышащего мотылька… - принцесса сжала ладошку, и мотылёк исчез, оставив солнце играть с целой стайкой настоящих бабочек, что вились вокруг душистейших цветов в королевском саду. «Вот так условие я придумала!»[7] - улыбнулась, и чуть не захлопала от радости в ладоши принцесса (но ведь тогда она уронила бы драгоценный камень на песок)[8]. «И когда я буду его объявлять… как станет улыбаться художник, который так смотрел на меня во время последнего карнавала…»… Но тут над садом мелькнула тень большой чёрной птицы, и как-то стремительно стало темнеть[9], и первые капли дождя увлажнили мрамор статуй… Принцесса подобрала подол платьев, и стремительно постукивая каблучками, скрылась в дворцовой колоннаде. …. Настал день, и медные трубы глашатаев, отражая ослепительное солнце своими раструбами, и лишь там, в глубине, прячущие ночь, возвестили об объявлении соревнования….
«Вот так да! – улыбнулся Сочинитель, склонившись, и словно обращаясь к невидимому собеседнику – а конец-то у сказки уже есть, и напрасно…». ….И напрасно стоят неправдоподобно ровными рядами[10] солдаты с обнажёнными саблями, готовясь отдать страшный караул в тот самый момент, когда будет наконец казнён (фу, какое средневековое варварство, Ваше Величество!) злополучный художник, не успевший в срок завершить картину – совершенную по замыслу и исполнению – ту, что должна была вместить в себя лунный свет, радугу, хрусталь воды, очарованье принцессы, запахи олеандров в королевском саду – и всё, всё это – без единой капли краски, без единого цветного пятнышка. Впрочем, день вполне непоходящий для казни, всё как-то солнешно и буднично[11], и ежели б не чёрная маска и плащ палача, да не тусклый блеск его тяжёлого меча[12]… «Плаху, палача и бокал вина. Вино мне, остальное - ему! - брезгливо сказало Его Величество, практически повторив мысль другого сказошного Короля[13] – казнь должна состояться до полудня, а потом – ярмарка!». Что ж – ярмарка, так ярмарка, народу нужны развлеченья, и нет ему никакого дела до несчастного художника, что «задумал такую картину, чтоб висела она без гвоздя»[14]. Впрочем, и италианская звезда, явившаяся нашему художнику, была, как видно, большой насмешницей, ибо явилась ему в тот самый день, когда принцесса объявляла конкурс, и когда любовался он складками платья, ниспадающего на её маленькие туфельки… Свет ли того утра был случившемуся виною, или глаза принцессы и вправду хранили колдовство многих поколений её венценосных (и не слишком – колода карт, прав Коровьев!)[15] предков, или просто – «бывает такое утро, такая игра лучей»[16]… Словом, что вам описывать творческие муки – те, кому они знакомы, знают и сами это ощущенье приближения чуда, хрупкую надежду и суеверные песнопенья – лишь бы только его не спугнуть, не нарушить хрустальнейшего равновесия почудившегося воздушного замка, и тёмное отчаянье, когда наступает понимание, что всё сделанное даже близко и не… И вот эти всплески надежды и отчаянья, и попытки отвлечься, забыться – «в кабаках, в переулках, в извивах, в электрических снах наяву»[17], в собеседниках, в сказках… Для тех же, кому всё это неведомо, скажу лишь, что картину задуманную художник написал, и в очень короткий срок, но нисколько ею удовлетворён не был[18]… А потому столь – и бессмысленно, и отчаянно правил мелочи, даже когда явились за ним – сначала посланники, а затем и солдаты. И далее он с каким-то потерянным упрямством отказывался признать завершённость своей работы, чем и привёл и так вспыльчивого Его Величество в состояние крайней нервности[19], в котором и «эта нелепая казнь»[20] вдруг стала возможной, и, более того – вполне реальной. И уж поверьте мне, в своих снах не видал бы Его Величество ни лунных дорог, ни упрямых художников… Но – мы отвлеклись. Светило солнышко, били барабаны, всё было вполне буднишно[21], и казнь – вот-вот должна была состояться… и уже пробормотали формальный приговор, и уже прозвучало приглашение на казнь[22], и не было у художника надежды, как у Цинцинната, что «подобные ему» существуют хоть где-то, и ждут его, как вдруг… О, это сказошное «вдруг»… Конечно, конечно, вы его ждали. Но здесь, нынче, оно ознаменовало собою лишь маленькую задержку – у осуждённого спросили последнее желанье. Что двигало им, когда на глазах у толпы, у бледной, закусившей губу принцессы[23], он попросил позволенья ещё раз взглянуть на свою картину? Хмурые стражники внесли на скрипящий помост мольберт, закрытый полотном. Художник привычной рукой сдёрнул покрывало, и, с каждым мгновением всё ниже опуская голову, не отрываясь от картины чуть постоял неподвижно… Потом развернулся, и, так и не выпуская из опущенной руки волочащегося покрывала, побрёл к палачу, туда, где и должно было случиться воздаянье… Но вдруг… Ах, вот оно, ещё одно, главное «вдруг» - многоголосое «Ах!…» пронеслось над площадью, ибо в косых лучах уже чуть вечереющего солнца над толпою мелькнула и исчезла рубиновая, дымная искорка мотылька, вдруг в неровном полёте своём усевшегося на картину, складывая и расправляя крылья… Сверкающая точка тут же обесцветилась, исчезла с глаз долой, но крики толпы, изумленье и суеверный ужас вызвало вовсе не это, а радужный, нежный и прозрачный свет, хлынувший волнами с картины, свет, словно отражавший чуть пыльные над окрестными мастерскими лучи солнца, прозрачную синеву небес, даль изумрудного трепетанья садов вдали[24], хрустальную, невидную отсюда речку, белизну статуй и золото песчаных дорожек в принцессином саду, и даже – роскошный, пурпуровый цвет плаща его Величества… Толпа ахнула потрясённо, Его Величество вскочил, солдаты в непонятном удивленьи опустили сабли, барабаны смолкли, и в наступившей за тем суматохе никто и не заметил, как исчезло со сцены …нет, не линялое кресло с сидевшим в нём магом, ах, нет, исчезла всего лишь принцесса, но сразу её и не хватились… Надо ли вам рассказывать теперь, какой дар был преподнесён принцессе – феей – тогда, когда-то очень давно, в незапамятный день её рожденья[25]? «И… что же случилось с принцессой-мотыльком? - спросила Мотылёк, складывая и вновь расправляя свои дышащие крылышки рядом с сочинителем на парапете знаменитого веницийского Моста Риальто, и мечтательно глядя на голубую лагуну, через которую ей предстояло лететь – быть может, во сне –… что же, она так и осталась в картине, озаряя её дивным живым цветом, или с ними случилось то, во что многие хотят верить, но что, по словам знаменитого сказошника, случается так редко: они жили долго и счастливо, и умерли в один день?» «Не знаю - улыбнулся Сочинитель - знаю только, что в одном из самых гордых родов королевства передают из поколения в поколение эту сказку, эту картину, и… вот это». И тут он разжал ладонь…
Наверное, вы, так же, как и Мотылёк, ождали увидеть там тот самый драгоценный камень? Но ладонь сказочника была пуста, а взгляд – улыбчив. И не успела Мотылёк ещё разочарованно молвить и словечка, как рубиновая, дышащая, живая искорка мелькнула над парапетом моста, над сверкающим морем, и исчезла в закатных лучах спускающегося в лагуну солнца… [1] Тот Самый, разумеется. [2] «Что же, разве я обижу вас?...Ведь я – Сочинитель, человек, называющий всё по имени, отнимающий аромат у живого цветка…» - А.А. Блок [3] Законы жанра – ничего не попишешь. Хоть я и пытался сказать, что они нужны лишь для того, чтобы знать, что именно ты нарушаешь %) [4] А также по их внутренней, сказошной, Фейной необходимости [5] Уже потом…мне вспомнилось рассуждение Треплева… о блеске в свете луны, помните? [6] Дж.Б. Пристли – «31 июня» [7] С интонацией «Боомба…вот это будееет…бомба!» (с – неизвестный автор сценарии «Конармии» - фильма, в котором я играл в детстве) [8] Пригрезилось ли мне, или и вправду – упавшая во время беседы Пилата с Каифою в саду на песок пряжка…была рубиновой? [9] Снова – Булгаковские интонации [10] Как те, другие всадники – в Арканаре, помните? Когда дон Рэба сорвал портьеру? [11] Кстати – заметили ль вы, что большинство кино-казней, которым не суждено состояться (перестрелят верёвку, герой сбежит, начнётся бунт) случаются именно вот в такие, дивные, солнечные деньки? [12] «Кто знает, сколько скуки [13] Конечно же, того Самого…из «Обыкновенного Чуда» Е. Шварца. [14] А.А. Вознесенский – а весь текст стихотворения, наверное, стоило в эпиграф? [15] Неужель тут ещё нужна ссылка? [16] «Кипарисовый ларец» - И. Анненский [17] А.А. – ааах… [18] Слышите: «… поэму эту поэт написал, и в очень короткий срок, но нисколько ею редактора не…» [19] Уж если в подобных состояниях даже «увлечённые работой маги превращают окружающих – в жаб, пауков и других тихих животных» - АБС, «Понедельник». [20] Слова Пятого Прокуратора Иудеи, Всадника, Понтийского Пилата [21] «Всё показалось – буднишным ему… и Муравей тогда…» - Б. Окуджава [22] Да-да! [23] «Кстати! – спохватился Сочинитель – я забыл упомянуть, что звали её – Ванессой, конечно же, что заставляло вспомнить и о Свифте, и о бледном пламени…» [24] Не Тамариных, нет – у каждого – своих… [25] Вот. Хотя несколько последних фраз этой части были лишены восхитительного вдохновенья, скажу всё ж – «ай да я, ай да…» - ну…помните, как дальше? ;-) Осталось лишь – записать эту сказочку… |
|
|